Томский Клуб Спиннингистов

Моя супруга, случись ей обнаружить в избе паучка, никогда не притопнет его ногой, а напротив, посадит его на бумажку и вынесет за дверь. Когда я спрашиваю, отчего такое уважение именно к паучкам, только улыбается и пожимает плечами.
Недавно я выяснил глубокие космогонические корни этого явления.
В теологическом устройстве мира у селькупов есть верховное божество, проживающее на небе, как и полагается верховному божеству. Причем, живет оно там не одно, а со своим семейством. Внизу под землей обитает его антагонист, что-то вроде дьявола, тоже со своим семейством. Не совсем точные аналогии, сильно упрощенные исключительно для нашего с вами понимания. А есть еще один персонаж, что-то вроде Архангела Гавриила и Апостола Петра в одном лице, - Старуха, что сидит на дне моря (Обской губы) и держит в руках паутинки жизней всего людского рода, населяющего землю. Когда выходит срок, старуха обрывает паутинку и человек умирает. Душа его покидает тело и плывет по реке вниз. Поэтому кладбища селькупов всегда располагаются ниже по течению, чтобы вновь преставленные души не мешали живым, проплывая у родных юрт. Потом то им уже все ровно - иные дела появляются. Плыть то эвон в какую даль! - до самой Обской губы - в конец географии и на край вселенной. Когда душа завершает свое плавание, Старуха определяет ее заслуги. Те, кто достойны - попадают сразу на небо. А иные же отправляются вниз, под землю. Там они тоже живут как-то, но очень трудно, ведь и охотиться и рыбачить и вообще все приходится делать в холоде и в полной темноте. Но это не на вечные времена, а каждой грешной душе отмерен свой срок. Когда груз грехов истончается и душа становится легкой, почти невесомой, она превращается в паучка и через корни деревьев проникает в сущий мир. Дальше паучек-душа взбирается на самое высокое дерево, выпускает паутинку и уносится ветром в светлый ирий, на небеса. Путь от корней до кроны очень долог и труден, на это уходит все лето - потому паучки на паутинках летят в сентябре - к осеннему солнцу. Паучек маленький, порой ему очень трудно отыскать дорогу, помочь ему - доброе дело. А чтобы раздавить паучка - немыслимо. Это означает ввергнуть отстрадавшую душу снова в подземные муки.
А те паучки, что долетели до небес, превращаются в светлые души и через дырки в небе, что мы называем звездами, попадают снова на землю и вселяются в младенцев. Причем, души ведь не выбирают, в чьих младенцев вселяться - в остяцких или в русских, или еще в каких.
Разница лишь в том, что остяки помнят про священный оборот жизни, а другие люди нет. И сочиняют всякие небылицы.
В моей супруге селькупской крови может быть 1/8. Она уже не знает, почему нельзя обижать паучков.
Но что нельзя обижать - это впитано с детства.
Это сказки, но.. удержите свой тапочек.. Кто знает?

Тема об истории, происхождении и культуре селькупов и других самобытных народов, населявших и населяющих Сибирь, воистину неисчерпаема.
Но и доступной литературы по этому вопросу много. Интересующийся человек всегда может найти и популярные очерки и фундаментальные этнографические исследования.
Мне же не объять необъятное.
Но есть еще несколько тем, явившихся для меня откровением.
В частности, читая очерки Григоровского и отчеты Кая Доннера, сопоставляя их со сведениями о селькупах, содержащимися у Кастрена, Спафария и трудами томских ученых А.П. Дульзона и Г.И. Пелих, статистикой советского периода, пришел к некоторым выводам, которые конечно же не носят объективный или хоть сколько-нибудь научный характер. Конечно, это всего лишь мнение дилетанта, которым хотелось бы поделиться с теми, кому это интересно.

Для того, чтобы напомнить о чем будет идти речь, я снова выложил первоисточник, очерк Н.П. Григоровского "Описание Васюганской тундры."

http://disk.tom.ru/qg462u4

Некоторые комментарии к очерку Н.П. Григоровского «Описание Васюганской тундры».
Трудно преувеличить роль Николая Петровича Григоровского, его географических и этнографически исследований, проведенных им в конце 19 века в Нарымском крае, в историческом наследии Томской области. Его энергией, талантом исследователя и литературным даром можно только восхищаться. Однако теперь, по прошествии почти полутора сотен лет, некие обстоятельства написания работы и выводы нуждаются, на мой взгляд, в пояснении, в свете более поздних исследований и описаний быта селькупов и тех изменений, что произошли в минувшее с момента написания очерка время.

Часть 1.
1. Несколько слов о личности самого Н.П. Григоровского. К сожалению, нам до обидного мало известно об этом человеке. Известно, что он родился в 1830 году и работал лесничим в Удмуртии до того, как был сослан в Нарым за «служебные нарушения» в 1867 г. Нам неизвестно, какого рода были эти служебные нарушения, было ли наказание адекватным и т.д. Не станем комментировать акт свершившегося правосудия, отметим только некоторые обстоятельства места и времени. Начиная с 18 века по конец 19 в., интенсивно развивалась уральская промышленность. В основном железоделательная, а так же металлообработка и машиностроение. Причина столь интенсивного развития состояла в наличии на Урале больших, относительно легко извлекаемых запасов руд. Но в полосе среднего и южного Урала, к сожалению, достаточно ограниченные природные ресурсы леса. А именно он служил основным строительным материалом и основным топливом для промышленности. Так, например, причиной постройки Воткинского и Ижевского железоделательных заводов в Удмуртии явилось полное истощение запасов леса в местах первоначального их размещения. Очевидно, что вопросам охраны этого ресурса уделялось чрезвычайно большое внимание, учитывая, что вокруг этих двух заводов уже к середине 19 века образовалось более 40 заводов по металлообработке и машиностроению. Там производилась инструментальная сталь, пароходы, рельсы, паровозы и даже мосты. И всем этим заводам требовался лес. Должность лесничего, безусловно, предполагала образование, облекалась существенной властью по распоряжению столь ценным ресурсом, но и предполагала чрезвычайную ответственность. Так или иначе, угодил Н.П. Григоровский в Нарым на долгих 11 лет. В 1978 году он получил свободу передвижения, но остался в Нарыме уже добровольно, до самой своей смерти в 1883 году. Замечу, что очерк «Описание Васюганской тундры» опубликован в вестнике Русского Императорского географического общества уже после смерти автора.
К чести НП, он не опустился и не спился и не погряз в ссорах с коллегами ссыльными – он стал заниматься преподаванием и этнографическими исследованиями. В частности, создал и опубликовал первую азбуку селькупского языка.
Из этих немногочисленных фактов биографии, мы можем сделать вывод о Н.П. Григоровском, как о человеке весьма образованном, деятельном и не лишенном изрядной доли авантюризма.
Об авантюризме Григоровского в следующей части.

Часть 2.
На первых двух страницах очерка Григоровский дает пояснения в необходимости данной экспедиции, приводя диковатые и ничем не подтвержденные слухи о каких-то таинственных подземных ходах и бесследных исчезновениях людей, обвиняя в этом староверов. Надобно сказать, что отношение к староверам в русском обществе того времени было совсем иным, нежели сейчас. Теперь эта категория наших сограждан в основном окутана неким ореолом жертвенности и романтизма – некие благородные и духовно возвышенные отшельники. Теперь их уже почти не осталось и уж очень много они натерпелись от властей начиная с начала раскола по советское время, что правда, то правда. Но в то время основная масса православного населения относилась к ним именно как к «фанатичным богомольцам». Конечно, изрядно здесь поработала церковь, методично, на протяжении нескольких веков и, наверное, по сию пору борющаяся с расколом. Но ведь и сами по себе раскольники со времен протопопа Аввакума очень сильно изменились, превратившись из носителей духа, в ожесточенных маргиналов, не лояльных ни к кому и ни к чему, за исключением своей общины. Из такого самопозиционирования старообрядческих общин вытекала безудержная и довольно жестокая эксплуатация ими инородцев. Если они смертно ненавидели своих братьев во Христе, но новой веры, то что говорить о созданиях, которых они и людьми то не вполне считали. Если на территориях, подконтрольных государству действовала (плохо ли, хорошо ли) государственная политика, запрещавшая притеснения инородцев (существовал целый департамент по делам инородцев), то в отдаленных и глухих метах, где проживали старообрядцы, могло быть всякое. Подтверждением тому служит факт, что остяки не селились вблизи старообрядческих деревень. Так что в какой-то степени эти слухи, что Григоровский приводит в начале очерка, а он именно слухами их дипломатично и называет, возможно и имели под собой некую почву. Но мне сдается, что большинство этих слухов заботливо собрано и направлено в нужные уши самим Николаем Петровичем. Натура необычайно деятельная и любознательная, Григоровский, очевидно, давно желал отправиться в этот отдаленных край, но таким образом подвел под это предприятие не свой личный интерес, а дело государственной важности и, главное, соответствующее финансирование. Таким умением и предприимчивостью можно только восхищаться. Уметь бы так! В пользу этого суждения говорит тот факт, что более нигде на страницах очерка Григоровский к этой теме не возвращается. То есть, реально он никаких изысканий на эту тему не проводил. Зачем.
И еще один факт, свидетельствующий об авантюрном складе личности. Григоровский отправляется в путь длиной дважды по 900 верст 31 июля и возвращается 23 сентября. Что по новому стилю соответствует 14 августа и 7 октября соответственно. Кто путешествовал в октябре по речкам Томского приобья, вполне способен оценить авантюрный характер этого предприятия. Особенно учитывая, что это была практически «терра инкогнита» для пятидесяти двух летнего автора, не отличавшегося особенно крепким здоровьем, и у него не было привычного нам теперь снаряжения.
Безусловно, авантюрист. Но авантюрист в хорошем, даже завидном смысле этого слова!
Конец второй части.

Небольшая интермедия или лирическое отступление. 18+

По записи В.И. Анучина:


При этом В.И.Анучин сообщает, что енисейцы совершенно не едят грибов и с отвращением смотрят, когда это делают русские. Иных при этом тошнит.

Ну вот.
После таких ужасов... Остается питаться рисом и капустой.

Не все однако так однозначно. Какие то эксперименты по "расширению сознания" с помощью мухоморов определенно имели место быть.

Часть 3. Остяцкая изба (карамо).
Н.П. Григоровский весьма подробно описывает жилище селькупов - карамо, всякий раз с раздражением отмечая его примитивность и особенно задымленность от устроенного "чувала". Он отмечает, что у остяков Приобья уже в ходу русского типа избы с русской же печью и объясняет наличие карамо в юртах по всему Васюгану дикостью и отчасти ленью местного остяцкого населения.
Описания карамо есть во множестве у сибирских этнографов. Нам известно, что такого типа постройки до сих пор возводятся остяками в хозяйственных и охотничьих целях.
Говоря кратко, карамо представляет собой полу-землянку, врытую в грунт на 1-1.5 метра. Внутри ямы собран сруб или же стены забраны вертикально поставленными бревнами. Сверху же уставлен сруб в 4-5 венцов и плоская слегка покатая кровля. По перекрытию из жердей выполнена гидроизоляция берестой и земляное утепление. Нижний сруб при этом несколько меньше верхнего. Таким образом по всему периметру избы образуется полка. Пол обычно земляной. В середине устраивается очаг или в углу чувал. Чувал представляет собой глиняное основание, на котором установлена полукругом труба из осиновой коры, обмазанная изнутри толстым слоем глины. Такая труба выходит через перекрытие наружу на высоту около метра, чтобы не засыпалась зимой снегом. Таким образом, передняя часть такой печи ничем не закрыта - в нее внутрь подвешивают котелок или чайник. И да, такая конструкция не обеспечивает полной вытяжки и в помещении изрядно дымно. Тем не менее, карамо - очень теплая и рациональная конструкция.
Что же касается недовольства Николая Петровича...
В середине 19 века Россия переживала бурный этап технической революции. Как и положено революциям, новейшие достижения сплошь и рядом соседствовали с вопиющими анахронизмами. Все это на фоне сословного разделения населения страны. Сословие дворян и купцов не только зачастую не знали своей страны, но и относились к быту низших сословий пренебрежительно предубежденно, не стесняясь обличать дикость не только инородцев, но и своих соотечественников. Это такая общая примета 19 века. Очевидно, не составил исключения и дворянин Григоровский. (В том, что он дворянского сословия сомнений нет, так как за серьезные имущественные преступления всем прочим сословиям полагалась каторга, для дворян заменяемая ссылкой.)
А между тем, курные избы вполне себе существовали в 19 веке в России. А бани по черному я застал еще на моей памяти на Урале. Курная изба представляла собой практически копию карамо - такая же полу-землянка с земляным полом, в середине которой устраивался очаг, а дымохода никакого не было вовсе и дым выходил через низенькую, не больше метра входную дверь. Но, разумеется, такой вопиющей бедности, как в глубине нечерноземных губерний России, в Сибири никогда не было. Даже крестьянский быт в Сибири в то время отличался очень сильно в лучшую сторону от среднего российского уровня. Это объясняется многими причинами - тем, что край наш несравнимо богаче, а так же тем, что происхождение крестьян Сибири было абсолютно иным, нежели в России. Но это отдельная тема.
Конец 3 части.

Часть 4. Экономико-социальная.

Ни у одного из авторов, исследовавших селькупов, нет столь подробного и столь полного анализа экономической составляющей их жизни, какую приводит Н.П. Григоровский в своем очерке.

Следует начать с косвенных свидетельств: Так, например, Григоровский пишет о том, что все селькупы одеты в русскую одежду так, как одеваются крестьяне средней полосы. Тогда как Кастрен, (Матиас Александр), путешествовавший по Нарымскому краю всего полу-веком ранее - в 1830 году, пишет об остяках, одетых в национальные одежды. Чуть позже, в 1913 году другой финн - Кай Доннер, пишет о русской одежде поголовно всех остяков на Кети и приводит прекрасно выполненные фотографии. У Григоровского все остяки по всему Васюгану косят сено. О том же свидетельствует и К. Доннер позднее на Кети. Григоровский же поясняет причину такой чисто крестьянской активности. Дело в том, что всему аборигенному населению Сибири, помимо, ясака вменялась в обязанности ямская служба. Летом она исполнялась по реке остяцкими лодками, а зимой ее оказалось гораздо удобнее исполнять лошадьми по той же реке. Селькупы, в отличие от хантов и особенно от эвенков, за редким исключением, оленей не держали. Кроме того, довольно оживленная торговля, производившаяся по Васюгану преимущественно зимой, с установлением санного пути, требовала изрядных запасов корма для лошадей. Чем остяки и занимались, заготавливая сено в товарном масштабе на продажу купеческим обозам. Прочей скотины остяки практически не держали, за исключением приобских родов, наиболее ассимилированных, которые держали коров и употребляли в пищу молоко. Причем, масло из молока они не производили, предпочитая употреблять в пищу рыбий жир. примечательно, что свиней селькупы не держали, считая свинью животным "нечистым". Тут очевидно, проявилось влияние татар. Григоровский так же пишет о том, что в конце августа - в сентябре юрты по всему Васюгану практически опустели - все остяки заготавливали орех. Кедровый орех заготавливался остяками всегда, но не так помногу - он никогда не составлял основу питания остяка. Теперь же орех заготавливался на продажу.
Эти факты и многие другие говорят о том, что Васюганские остяки, еще не ассимилировавшись в полной мере, не переняв ни русский язык, ни культуру, уже были вовлечены в полной мере в хозяйственно-экономическую жизнь территории, причем в отраслях, не являющихся для них традиционными.
Н.П Григоровский оценивает объем товарного продукта Васюганских селькупов в очень значительную сумму в 43000 рублей и средний годовой доход остяцкой семьи в 273 рубля 88 копеек с полушкой. Сумма очень и очень внушительная. Все это никак не свидетельствует о лени, беспечности и дикости селькупов, суждения о которых можно встретить в литературе того времени. Тем более, что, по свидетельству Григоровского, обширная торговля началась на Васюгане лишь в 1860 году, всего за 20 лет до описываемых событий. Конечно, эта значительная сумма частично изымалась высокими ценами. Так, например, пуд хлеба, стоивший в России 20-40 коп. продавался на Васюгане за 80-90 коп и доходил до 1,5 рублей. Тем не менее, уровень доходов, даже в сравнении с ценами потребления, представляется нам очень высоким. Так телушка стоила 8-12 рублей, а хорошая дойная корова до 40 руб. Лошадь от 40 до 70 руб. Конечно, имело быть и пьянство и неравномерность в доходах хозяйств, но в целом селькупам удалось занять свою нишу в экономике территории и эта ниша позволяла им существовать достойно и не только не вымирать, но и обеспечивать значительный прирост населения. То же самое, по свидетельству К. Доннера и других путешественников происходило и на Кети, только с некоторой задержкой во времени. Вообще миф о поголовной нищете и дикости селькупского населения исторически не подтверждается. В раскопках селькупских захоронений дорусского периода на территории Омской области находили китайский шелк в объемах, составляющих целое состояние – в сопоставимых ценах сравнимый со стоимостью хорошей крестьянской усадьбы со всем обзаведением. А женский передник, выставленный в экспозиции Колпашевского музея, фотографию которого я приводил где-то, украшен восемью золотыми империалами грамм по 30 каждый.
Такая вовлеченность селькупов в общую экономику Сибири и сослужила им в итоге плохую службу. Дело в том, что включившись в товарное производство, селькупы уже не могли обеспечивать себя всем необходимым сами. Они уже полностью зависели в питании от привозного хлеба. А когда с 1917 по середину двадцатых годов торговля по Васюгану прекратилась практически полностью, селькупское население начало умирать. Голод не ходит один – вместе с голодом пришел тиф и малярия. Если Григоровский оценивает население Васюгана в 1882 году в 400 душ мужеска полу и 335 душ женскаго, то к 1927 году их не осталось совсем. К тридцатым годам на Васюгане жило несколько семей хантов, пришедших сюда позднее с северо-запада.
М. Шатилов, изучавший коренное население Нарымского края в 1927 году, говорит об их страшном обнищании и тяжелейшей эпидемии тифа, сократившей население Кети в 2-2.5 раза.
Селькупское население Кети, в меньшей степени вовлеченное в хозяйственный оборот, смогло выжить. В меньшей степени трагедия коснулась жителей Тыма, так как в то время они в основном еще жили традиционным укладом.
Южный диалект селькупского языка прекратил в это время свое существование за смертью носителей. Некоторая часть этой селькупской подгруппы, проживавшая по Оби и в северных районах Омской области смогла выжить физически лишь полностью ассимилировавшись с русским населением.

Конец 4 части.