Томский Клуб Спиннингистов

...
............................................................................................. «И мы выбираем трудный путь,
............................................................................................. Опасный, как военная тропа.
............................................................................................. Кто здесь не бывал, кто не рисковал,
............................................................................................. Тот сам себя не испытал…»

... Кельдозерье. Сентябрь. Неделя забытья

Утром, как и договаривались, выехали с дома в девять. Большой круг по городу, супермаркет, закупка продовольствия на неделю, гараж, доски сходни для букса, «Следопыт». Сверху крутим полиэтилен на дождь и глину, и ауто к старту готов.
Как хорошо покидать вереницы каменных домов, ныряя в осень.
Редкие прогалы зелени окружены сплошь золотой листвой. Осинки уж багрянцем наливаются, краснея, как молодая девчина пред юнцом.



Солнышко то проглянет, то нет, то заискрится, заиграет листва, то потухнет, налившись сытными цветами осени. Так и настроение, то сонное, и дорога убаюкивает, то бодрое и светится радостью.



Разговоры текут и убегают в заоблачные выси. Человек к этому склонен, находясь здесь говорить о том, там не здесь. Может, и правда, лучшее видится на расстоянии.
Дорога вьётся, ложится лентой внедорожнику под колёса, за блестящим от утреннего дождичка асфальтом переходит к гравийной отсыпке, потом к песчаной, затем волнисто-бугристой. Будто кто взъерошил поверхность.
«Тра-та-та-та» - стучат колёса, «тра-та-та»,- отзывается подвеска. Вождеромка, Рембуево, Волчанка, Юра, вновь асфальт. Теперь до Луковецкой технологички. Шлагбаум, плата за дорогу и полетели по отсыпке вдоль двух бесконечных верениц плит. Сколько их на десяток километров, на сотню?



Останавливаемся на высоченной сопке на небольшой перекус.



За перевалом только кончился дождь



Вторая туча заходит на посадку. По машинам!



Долетели до Сотки. Семужья река высохла, практически не течёт. Сходили, глянули на карстовые разливы. Величина воронки впечатляет.



Оба озадачились, выжила ли рыба в столь жарком и сухом году. «Вот раньше на Сотке, - говаривали деды, закатывали глаза и выдыхали, - тридцать пять километров пешком болотами и рыбы!»
Пересекаем Вель, обычно тёмная вода, как слеза. Метаморфозы!

58 км, нам сворачивать на зимник, чуть не проскочили, разнотравье, поднявшиеся кусты и слабо накатанная колея маскируют отворотку.
Дожди, хоть и размочили глину, да джипику нипочём. Знай, наяривает вперёд.

Кто-то шагает на встречу. Дак эт Саныч несёт баул. Махает рукой. Мог бы и не махать, сами уже останавливаемся, здоровкаемся.
Краткая беседа, и, спрятав ягоды в кусты, Саныч рулит с нами обратно. На развилке Нырок-Сорожье, выгружаемся. Договариваемся, что встречаемся у изб. Саныч жарит щучек, мы к семи подходим. Сами ж пробиваемся на буксировщике насколь успеем новым путиком к избе в обход реки Кельды и Нырка http://wikimapia.org/#lat=64.7815866&lo ... 13&l=1&m=b .



Основная дорога до вырубов отличная, колея и несколько луж вполне проезжие.



Ягод на обочинах гроздьями



Бугорками, вообще отлично



Есть и крутые взгорки, забираемся без проблем



На вырубе тормозим, разведываем, как пробиться на просеку.



Столь поваленных и брошенных деревьев, пни. Жесть.

Каждый метр движемся с пропилом. Потом прикинули, скорость продвижения 100 метров в час .



Вначале цепь на пиле, растянувшись, слетает, потом рвётся.



Мы упорно рвёмся к краю лесозаготовки. Остаётся метров пятьдесят до начала просеки и крутой спуск, усеянный пнями.



Долго выбираем прямую для благополучного ската. Пилимся, раскидываем чурбаны. Готово, медленно, медленно начинаю спуск по косой. Букс валит. Михаил, только успевает удержать его за борт.



Наконец выскакиваем на просеку! Да не тут то было, мощный завал в сыринке. Кроме стволов под обхват, пни, ямы меж корней. Возимся без конца, силы на пределе. Трасса прочищена, стартую, метров сто и снова упираюсь в бревно.
Не, так нам до темноты не пробиться. Пытаюсь газануть и вырываться с просеки на болото, да смешно. Стволов столько, что езда напоминает больше прыжки с трамплина с приземлением в чапыжнике.
Уставшие и измотанные сдаёмся, да и обещанная к семи вечера Санычем жареная щука перевешивает часу весов в сторону бегства.



Быстренько накидываем в кузов продуктов, вскидываю на плечи и: «Адью «Следопытушка»! Тебе ждать нас до завтра, веди себя прилично, зверьё не пужай, сам отдыхай».

До болота метров триста, оно призрачно мерцает на излёте просеки.

Считаю: раз, два, пять, десять, семнадцать пропилов осталось. Любимое болотце, как лихо по тебе на собачке рассекать. На кромке ягоды изобилие, будто из ведра бордовую клюковку рассыпали. Михаил: «Никогда не любил ягоды собирать», - сказал, и в голосе проступает сомнение.
Тайга умеет одаривать, когда из добытчика с мощными клыками и клешнями, становишься жителем. Ягодка, как шарики, одна к другой. Запустишь руку в мох, меж пальцев катается, скользит в ладонь. Спешить то неча, никто нормы по добыче и предъяве дома не ставил. Парами, по три, то и пяток сразу. И горсть полна. И уж душа иль истинное моё нутро определяет, в рот ли отправить иль в корзинку с барабанной капелью отпустить. И ведь, когда ничто не тянет, собирательство в удовольствие переходит. Сидишь дома на диване иль в избушке на палатях, внутри тяга какая-то возникает. Потом руки меж пальцев шарики ощущают, их обалденный покат по коже, объём, тяжесть, ухо вдруг услышит ту капель. И тут мысль рождается, «иль ни съездить ли мне, иль не сходить за Удовольствием».

Сейчас вспомнилось, как ехали с Михаилом, рассуждали, что нас на Кельд тянет. И мне ж ощущение кайфа пришло. Будто я песок в вёдрах ношу и пляж у избушки на ручье отсыпаю. Смеялся, представлял, как ровным шагом спускаюсь по тропке с бугра. Руки пружинят с ведрами полными золотистого песка, через мост и вот уж сыплю песок на мысок, прижимая ивовые ветки ко мху и траве. Чувства, мечты, мысли, какие вы разные. Наверно здесь в истоках их возникновения и хранятся зёрна-всходы Добра и Зла. Эйфория от новых мыслей, посетивших меня, не от лукавого ли они?

Ноги, как крюки. Тащусь по болоту, думаю не дойду. Ступни плавно просаживаются вглубь при каждом шаге. Коли вначале мох, ковром лежал, то сейчас кочки сплошь бугрятся, и бредёшь будто по подпружиненному снегу. В конце болота с облегчением чалю на Большую Землю. Твердь.

Передаю кузов Мише терь дойду.

Если вначале попадалась подсохшая голубель, то под покровом елей брусника малинового цвета. Сорвёшь, закинешь в рот. Прижмёшь языком, сок брызнет кисло-сладкий, немного с горчинкой.

До избы чуток. Нарвались на кочку сине-ягодную, черничины, как горошины, усыпано.

Запустишь пальцы под куст, листья то уже облетели, поднимаешь на себя, как грабилкой. Полна пригоршня. В рот, и снова бруснички.

Сопка пошла уверенно на снижение, узкая болотина, мох белый полянами. Пришли.

Из трубы дымится тепло, весело мерцает угольками костёр.



Саныч рыбки начистил, готовится жарить.

- Чайник вам заварить иль будете пакетики кидать?
- Конечно, заваривай, - после извращения на городской воде здесь можно попробовать сказку.

Миша берёт на себя роль жарилы щучки. Меня ж покачивает, даже сидя на скамейке.


Кой-как заставляю себя поменять одёжу на сухую. Ставлю сырые сапоги на печь, развешиваю портянки, мокрую от пота рубаху.

Тепло, уютно, прикольно пахнут развешенные над печкой Зоей и Димой грибы. Выходить к костру не хочется.
Делаю усилие.



Заглядываю на веранду. Всё по родному и мило глазу



Урра! Первая партия рыбы готова, сидаем за стол, чарку за работников леса, чарку за приход. И застучали вилки, ложки, захрустел репчатый лучок.
Ничего скуснее не ел жареной рыбке на костре.

За разговорами летит время, Саныч сдается и решает остаться с нами до пятницы, забив на вынесенное к дороге ведро перебранной черники.
- Да, Саныч вино к Новому году настоится, нам литра три пришлёшь:)

Постепенно перебираемся в избушку. Саныч параллельно рассказывает, что с города четверо приезжало, все спинами и катушками обвешаны. Дак поехали с ним ставить сети аж в ночь. К отъезду по 7 кг рыбы на брата получилось. Ржём, не можем. Голодающие с города за 7-ю кг рыбы приехали за сто пятьдесят вёрст. Видать, у ребят с заработками совсем ниахти, раз в городе не хватает на рыбу. Саныч не понимает нашей уморы. Он то от озера и тайги живёт. Для него нормально, это жизнь таёжника. Нормально ли для горожанина, что с понедельника до пятницы вкалывающего на работе, с Северной природы куш тянуть. Для чего живём?

Погутарив ещё с полчаса, и с тем, что я любого уговорю, Саныч уходит к себе в избу с твёрдым намерением остаться и набрать пару пятков мешков клюквы. Мы ж вывезем, нам что.

Завтра встречаемся на болоте, мы пробиваться на буксе к избе, Саныч ягоду собирать, которой там не меряно, да чаёк кипятить.
Саныч плотно закрывает дверь в избе и растворяется в ночной тайге, через окошко ничего уж не видать.

Пора сворачиваться на боковую, то Миш так усердно посапывает в углу. Да и у меня уж глаза пощипыват. Искренне Ваш. 18 сентября.2011 года

… Ночь. Что-т не спится сегодня. На стенке в избушке тикают часы. Неугомонная муха тычется по стенам. Появились люди - появились мухи. Миш также спокойно посапывает в углу. Подтопил печку, дровы азартно протрещав, сейчас уж подзатихли, и лишь чиркают, подскыркивают. Да труба иногда выругается, перераспределив нагрев меж своими звеньями.
То дымовичок доволен теплу и сухому миру. Народные поверья, и как они правдивы.
Ель приоткрыл дверь. Свежая струя влажного воздуха защекотала ноздри. Валюсь-ка на нары, пора баюшки, то вишь проснулся в три утра. Як завтра пилкой то будишь махать.
Пока, присоединяюсь к Михаилу...

Второй день, понедельник

Сегодня сильно устал, и глаза слипаются, вряд ли смогу толком напечатать.
В предыдущею ночь не спалось. Не знаю, чего и случилось.
Проснулся полтретьего и, давай, ворочаться, печку затопил, раскутался, лежу, тепло и не спится. Так глаза лишь чутка прикрываю. Промаялся до половины шестого...
...так вечером и не дописал, пальцы по клаве бегали и глаза закрылись. Выключил мобилку и сразу уснул. Ночью будто в бок кто толкнул: «Дверь прикрой», домовичок видно. Печка то прогорела, угли затухли, мигом с нар, пару шагов босыми ногами по деревянным некрашеным доскам, крепко потянул ручку на себя. Дверь со смаком вошла в косяк. Стрелой на нары, в спальник, наверно можа в эти моменты мировые рекорды ставить и Адью...
Сейчас утро, в окошечко забрезжил рассвет. Вчера к вечеру небо вызвездило, спутники летают туда сюда, щкодно, раньше, коли один увидишь, уже событие, сейчас они наравне со звёздами небом владеют. Глянул на градусник на веранде, нуль показывает, на доме плюс два.
Лежу в избушке, выбираться из спальника не охота. Мышка у порога бегает, шустрит. Чу, гогот. Гусь полетел. Со вчера порули небеса, огромными стаями в сторону юга устремились. Смотрел на клин, как по вечернему небу секут пространство. Одно крыло длинное, второе покороче. Птица за птицей, лишь одно крыло на четверть выступает из-за собрата. Две последние птицы поотстали в стае. Кричат, переговариваются, мол, догоняют, погодите.
Потом перестраиваться стали, те, что в левом строю летели в правый ряд клина встают, правые наоборот.
Природа мудра. Птицы понимают, коли одно крыло устало, надо перестроиться и дать крылу отдохнуть. Так меняя крылья, меняя друг друга в строю пробиваются они к себе на юга. Вместе, дружно стаей. Почему в нашем языке слово «стая» унизительно, не пойму? Гляжу на нашу жизнь, быстрее стыдоба возьмёт за слова «род», «племя».
Ладно.
...вчера с полшестого на улу гулять. Оделся потеплее, зимняя куртка, что в избе хранится самый раз пришлась.
Небо в голубых прогалах. Месяц погулять вышел.

]

Погода враздумье.



Запалил костерок,



Пробежался по тропке к мосткам, сам краем глаза замечаю растения наши, что весной посадили прижились и без полива засуху выдержали. Лады, к Вам ещё вернусь, чуть посветлее будет, внимательно осмотрю, да фото сделаю. Пусть Геннадия порадуют, нашего Архангельского сада, что чудеса творит и на нашей Северной земле райские сады возрождает. В Академии наук москвиты, не верят ни его успехам, ни его делам. Отвечают, не может того быть. Да нам и не надо их может-не может, главное, чтоб свободу делам дали. То прям жесть, что бюрократия творит. Так назойливые мысли в город возвращают, да ну их...
- Ветхий мостик, привет!



Месяц и здесь меня догоняет, из ручья подглядывает



Дальше на бугорок, и Золотое открылось. Вчера, в заезд, так устали, что даже не сходил посмотреть. Краса то какая в предрассветной дымке купается. Через горло видать на Стрюково. Волна бежит. Не даёт батюшко Кельд свои детям покоя.



По тропке влево, подался, глянуть бор.
На развилке три красных гриба из кустиков черники и багульника возвышаются. Шляпы огромадные с ведёрную крышку. Потрогал, вродь крепки. Пущай порастут, грибовницы захотим, сбегаю срежу.

Фото, уж потом, днём сделал


Не спеша по тропке, глаз всё подмечает, остановился над ручьём Сорожьим. Долго глядел в его воды, как водоросли в воде вьются, как беззвучно вода журчит, струями сплетаясь, меняя направления и скорости. Ждал мож рыбка какая проплывёт, сыграет. Тишина. Слишком мелко сей год. Мысли, то уж плотину от берега к берегу варганят, глаз бежит, прикидывает до какого уровня можно воду поднять, чтоб озеринка проточная получилась. Где с берегов дерева убрать да в плотину пустить, где куст подрубить. Вот на буксе пробьёмся до избы и дела заспорятся. Вторая это техника будет, что своим ходом после ГТТ сюда придёт.

До серёдки озеро дошёл, туман сбежал, вода тиха, мелка сорожка сыграла. Щучки не видно.



Засветало. Пообнимался с огромной сосной на пригорке, до того она величава, что рук не хватило обнять. И стоял, так прижавшись. Дерево тёплое, тёплое, неохота отходить. Опустил руки, сделал шаг назад и почувствовал, что проснулся окончательно, будто кто-то подзарядил мои аккумуляторы.

Возвратился на бивак. Стал сад обхаживать.
Вначале анютины глазки, три цветочка нашёл



Потом за террасу заглянул. На выжженной свалке прутик, не выдержав ядов цивилизации, увял.



На сирень глянул, что на тропке к новой мусорке посажена. Какая огромная да с зеленющими мощными листами. И не чует осени, знай себе, растёт.



Клубничка усы запустила по сторонам.



И яблоньки, стоят аллейкой у колышков, как на подбор. Каждую осматриваю, разговариваю.



Первая кустиста, от корня побег дала,



Вторая листьями украшенная к небу тянется



Третья прутиком стоит, без листиков,

Не погибла ли четвёртая?
Листики есть кустиками, живая.



Пятая от корня с двумя побегами. Сорняк примостился. Видно, земля понравилась. Ишь, какой вымахал.



Шестая в норме



Седьмая, что дальняя к лесу, пожалуй, самая кустистая. Поговаривали, какие яблони на севере, не, не может быть. В тайге, полная нелепица. Они ж не слухают, знай себе, прижились и растут. К следующему году будем урожай поджидать. Я уж песку сахарного мешок заготовил



Рядом с аллейкой осинка вымахала. Сразу понятно, местный житель. Ей лес да простор небесный – дом родной.



Как необычно смотрятся листья яблони на фоне кустиков зрелой брусники. Толи ещё будет в Архангельской тайге

Под бугорок спустился, крыжовник принялся,



Под муравейником малина в рост подалась. Саныч сказал, что три ягоды собрал. Вкусные!.



Сморода вся живая.

На последнем кустике две огромные рубиновые ягодки обнаруживаю. Несмело тяну руку, одна соскакивает с ветки и нырк в мох, не найти. Вторая осталась. Глаз радует налитостью и прозрачностью.



Снимаю первый лесной урожай. «Я знаю саду цвесть, когда такие люди» на Севере то есть:)



За мостиком, где пляж отсыпали, что-то растёт. Тут уж Геннадия пояснения нужны. Не агроном я, по листочкам не разобрать.




Заглянул к старому большому костровищу, что года два назад дерном прикрыли.



Почти и не видать, что четверо суток без перерыва здесь костер жгли, когда избушку восстанавливали.

Фото: Мы на временном биваке у костра. 12 июня 2008 22:03


Фото: Сейчас 19 сентября 2011 07.57


Неужель лишь три года пролетело, кажется, что столетия миновали. Столько событий и людских судеб прошло перед глазами. Три года равные трём векам. Почему то всё чаще возвращаюсь к истокам, рассматриваю фотографии, добрые улыбающиеся лица, друзья, товарищи, приятели, девушки, ребята, многие уж не знаю и где. Такова жизнь.

Иногда чуть горько, что расходятся пути, как тропки в лесу, да разойдясь, тропки обязательно где-то сойдутся, верю и улыбаюсь сим мыслям. Со светлым настроением и продолжу рассказ.

Пока садом любовался, кипяток на костре подоспел. Всю ночь древесный мусор дымился, не знаю, кто такую кучу на костер навалил. По мне пусть бы он по тропкам лежал, суше было бы, да и ногами бы постепенно в землю перетёрли. Замечали поди, если по тропке долго не хаживать, какой она сочной травой порастает.
На мусор пару полешков подкинул, так и костерок занял, мне осталось тольк чайник примостить.
Кипятком обдал голодную миску, каши разовой засыпал, да залил горячей водой, пусть настаивается.
После еды задремалось. Тут и Миша поднялся с ним кружечку чая выпил. Посидели, попланировали, что сегодня делать будем.
Да решили чуток подремать после еды. Вчерашнее сказывалось.
Заснули моментально.

Продираю глаза, какой-то мужик в избу ломится. Да это ж Саныч!
- Долго ли спать будете, я уж за клюквой собрался.
- Ой, давай чай пить, мы сейчас встаём, время то полдесятого натикало.



Почаёвничали за разговорами, собрались, да по нашим затёскам двинулись. Саныч опытным глазом ловушку на куницу приметил. Давно кто-то путик ладил. Давно им не пользуется.



Вскоре на болоте были. Саныч чуть берегом дал, мы ж напрямую сечём. У просеки встретились, пальцем тыкаем в каждую кочку и восторгаемся обилию ягоды.
Саныч остаётся собирательствовать, мы на встречу собачке по просеке. Что ж семнадцать брёвен поперёк нас ждут.
- Привет! Следопытушка, заждался поди.



Заправлена пила, фыркнула, зажужжала, зазвенела, полетели опилки да болотная грязь с водой, пни лежалые, да брёвна мохнатые, крепко они в болотину врастают.
Постепенно двигаемся на воссоединение с Санычем и его клюквенным полем. Букс подогнал поближе. Ещё один переход и просека прочищена до болота. Саныч уж с чаем кудесит. Валю ему сушинку на дровы и скамеечку, Миша правит таган. Присели отдохнуть, перекусить.