Томский Клуб Спиннингистов

Возвращаюсь на Марьино. Время час дня. Что ж половлю чуток, дел то куча ещё, да и поспать пораньше хочется лечь.
Прикидываю, где прошлой весной на балансиры клевало, остановился, примерно здесь, - сказал внутренний навигатор.
Три лунки в ряд.
Запускаю зимнюю блесну акву. Не успеваю достать блесной до дна, поклёвка. Вывожу, окуш хороший, покрупнее прошлогоднего.



Вновь блесна ныряет в толщу воды. Остановка, замираю. «Тырк, тырк»,- отзывается кивок. Второй краснопёрый резвится на снегу.



Грустно было товарищей провожать. Сейчас забыто. С головой в рыбалке.



Окушок хватает один за другим.



Блёсенка явно пришлась по вкусу.



Стихает на одной лунке, двигаюсь на следующую, и так по кругу.



Смотрю, отличная уха получается. То парочкой



То стайкой вылавливаю и выкладываю на снег

Примерно через час довольный подвожу итоги рыболовной сессии.
Вполне



и вдохновлённый возвращаюсь к избе. Мне, показалось, что во время клёва солнышко пыталось выглянуть. Решаю начать с чаю в прикуску с бутербродом, да жаренной холодной рыбкой закусить



Затем уха. Сходил до ручья начистил рыбу. Посмотрел, хватит, всех живых отпавил в ручей. Дорастут
Кастрюлю с водой на печь, сам столик мастерить под газовую плиту. Как же уху варить без стола то? Долго лажу, прикидываю, примащиваю, меряю, пилю, колочу, подтёсываю. Глаза боятся, руки делают.
Забиваю последний гвоздь, глажу столик по столешнице, терь, как родной.

Фото. Столик после трехдневного использования. Живой

Расставляю газовую плиту, долго мучаюсь с подключением, лет десять не собирал. В итоге расстройство, газ еле идёт. Баллон, привезённый в мае, похоже, самостоятельно испарился. Огонек ель теплится. Ничего. Настойчивость побеждает, примерно через час уха закипела.

Водружаю на край печи настаиваться, выдворяю плитку обратно на террасу, подальше от греха.
Сам же с бензопилой на перевес заготавливать берёзку на дрова.
Через полчаса на буксе доставляю к подъезду.



Дальше вкушаю ушицу: «М-ммм, наслаждение!» Меж делом долблю колуном по берёзовой чурке. Они сегодня, как резиновые. Одну, две одолею и в избушку. Пробивает на компотик. Саша оставил изюм, якобы с квадропохода по Зимнему берегу Белого моря. Мне ж походный ещё вкуснее.
Ставлю вариться на плиту, сам чую, ко сну клонит. Кой-как умылся, отставил компот да заснул мигом в девять вечера.
Ночью, будто кто-то в бок. Компотик! Слез с нар. Настоялся, ароматный до чего, изюмины с кислинкой на зубах лопаются. Кружка, вторая, надо тормозиться, даю себе слово: «Третью и на бок». Забираюсь на лежанку, живот счастлив, побулькивает от удовольствия. Блаженно засыпаю. Завтра снова компот пить.
Букс дремлет лениво под свежевыпавшим снежком

пятый

Привыкаю к использованию батареи. Пока не присноровился, весь написанный утром текст пропал. Ладно, пью компот, да на Демьяновское поеду, попробую, летом понравилось красотой, укромностью, да и глубины замерил, терь сразу с ямки и начну.
Гружу саночки.



Выехал на лёд настоящее светопредставление. Ночная оттепель не прошла даром, вода не только под снегом, она огромными пятнами вокруг лунок и майн, широкими полосами вдоль трещин, выступила на лёд.

Врубаюсь в первую с краю, фонтаны к верху. Ветер хлещет в лицо.
Беру ближе к берегу по тресте. Условно посуше.
Левой стороной выбираюсь на Стрюково, пересекаю озеро под северный берег. Старая дорога проваливается, ну и езда сегодня. Бросаю взгляд на ноги. «Ба! Уже поздно песни петь», - все штаны плотно облеплены сырым снегом, летящим со стороны цепочки мотобукса. «У-у-у», -останавливаюсь, трясу штаны, отпадает шмотками. Отличная стиральная машина получилась.

Подтягиваю чуни повыше, снижаю темп движение, от ветра приходится удерживать капюшон рукой. Наконец, огибаю мысок, высматриваю просеку на Демьяново. Прямо у захода на тропу, разлилось море воды. Трестой подруливаю, подъём для Следопыта нормальный. Останавливаюсь. Ладно, решаю провести разведку пешком. Если завалов не будет, то в следующий раз на буксировщике поеду до конца. По тропке вверх, кузов на плече, бур на другом. Завал, как чувствовал, надо пилу прихватить, дальше много стволов поперёк, подправить путик. Минут через пять спускаюсь к озеру. Ветер потише, трудно ему пробивать древний ельник.
Осторожно вступаю на лёд, ничего себе снегу навалило. Недаром Саша прошлой зимой провалился на армейце в слуз. Полметра снега, под ним столько же воды в январе. Еле лебёдкой вырвал снежник на берег.

По льду шлёпаю чуньками, прихлопывая сырой снег, в основной разлив.



Напротив холмика, спускающегося с юга террасой к озеру, сверлю несколько лунок. Вода почти светлая, что удивляет в непроточном водоёме и в тоже время радует. Рыба не должна погрузиться в зимнюю спячку.

Блёсны. Сегодня настал черёд русалки. Вечером лёжа на нарах представилась блесна со светящимся пяточком на конце. Потом подумал, сейчас ловлю на AQUA. Хорошо отловилась по окуню. Шучка же не показала, разве прошлый перволёдок на Пачозере одна проскочила. Тонкое тело блесны делает её привлекательной для окуня, в тоже время, полагаю, мало размашистая игра, не привлекает щуку. Надо что среднее. Осмотрел Русалку, тело блесны похоже на домру иль на женщину с тонкими плечами и богатыми бёдрами. Попробую.

Отправил под лёд, глубина под четыре метра. Нормально для небольшого извилистого озерка.
Подбросил, замедлил, положил, на дно, приподнял. Не клюёт. Следующая лунка. Добрался до противоположного берега. Глубина медленно уменьшалась без бровок. Крайняя лунка в проливе к круглому озерку. Никого. С буром на перевес к истоку ручья. Пару лунок. Глубина около двух молчок. Дела.

Возвращаюсь к кузову, видать не мой день. Пойду обратно. По пути пробую в перешейке между основной озериной и продолговатой. Метра два с половиной. Кивок безвольно молчит, предрекая отставку Русалке.
Огибаю мыскок, направляюсь к просеке. Уютно, тихо, спробую ка в тупиковом заливчике. Попытка не пытка. Да и подустал от ходьбы и бурения дырок.

Лунка. Располагаюсь на кузове, шубницы на остывшие на ветру руки. Погрею да отдохну на ящике, рыба сегодня не моя.



Уж двенадцатый час, кажется, что только рассвело. В самом начале, как пришёл, сумрачно было, будто в подвале. Лишь рваные облака несутся над головой, да небо бросается горстями снега. Тайга вокруг тёмная без намёка на зелёный цвет. Подумалось сейчас волков парочку прибежит, что за Сорожье ушли иль Миша пожалует. Отправил от себя мысль. Коли думать так, то точно встретишься. Сам переключился на урожай ягод да потом мысли сами куда-то в городскую сторону убежали. Видно, прятаться от природы.



В шубницах пальцам уютно, плотный жёсткий мех мигом разогнал кровь.
Уду держу правой рукой, левую под хлыстик поставил. Любое шевеление кивка замечу.

Шевельнулся. Даж не поверилось. Да голова анализирует, рука уж подсечку организовала. Мимо. Раздрай в мыслях. Спускаю блесну, ступеньками вниз, с четверть не достигая предыдущей глубины, стремительный удар по кивку. Мах, и долгожданная рыбка, упирается подо льдом. В лунку вижу окушка, с брызгами выскакивает на лёд.



Рассматриваю, потемнее, чем на Кёльд. Прогонный почти без горбика, от хищника приходится убегать.



Заброс повторный. Попался,



за ним третий.



Четвёртый сход. В душе солнышко засветило. Пару лунок сзади.



Поближе к берегу поклёвка, подальше тихо.



Теперь беру бур и основательно закладываю путик. Заливчик, как решето. По кругу обхожу, от лунки к лунке. Немного поглубже, попадает два светлых окушка. Дальше по окушку, паре. Примечательно, в северной части залива почти в каждой лунке поклёвки, в южной ниодной. Попробуй, объясни избирательность окуня.
Окушков пересчитал



Да отпустил обратно, пущай растут да дальше нас радуют



Довольный ухожу с озерка. Получилось же, я то уж подумал...

Шагаю по просеке, на снегу сине-фиолетовые краски пятнами переливаются. Да это же черники следы. Она на некоторых кустиках до сих пор висит. Приглядываюсь внимательно, может брусничка попадётся, ой, и сладка, она сейчас.
На Кельде штормит. Всякое желание отпадает ловить да жерлички ставить.
Сырой весь. Завожу буксировщик и плыву домой.
В Золотом замечаю три рыбака, меняю маршрут, надо поздароваться.
Опаньки, знакомые улыбающиеся лица. Жму руки, Павел говорит, тебе писал, что поедем. Оно конечно, да уж почти неделю здесь.

Юра, знакомлюсь, Михаил. Обмолвились, мы в прошлую неделю были.
- Дак, это вы что ли стойку на дрова распилили?
- Думал, сушина, - оправдывается Юра.
- Ага, окоренная? Вечером новую заготовишь. - сердитым вскакиваю в волокушу, взвыл мотор, несусь к избе. Настроение какое-то тёмное. Под настроем в избухе кушаю Санычем поджаренного в мучке налимчика, запивая разогретой ушкой из кружки. Внутри потеплело. Что-то мне подсказывает, что мы подружимся:)

После питания тянет на водоём
Некогда губы дуть, день то слишком короток.
Еду на Марьино. Народу муравейник.



Собачка стоит, уши опустила. Подъезжаю, шестисилка, раритет, не выпускаются уже.



Знакомлюсь с наездником. Денис, час, как приехал. Мелочь отъявленная и та еле клюёт. Бурю с боку луны, разговариваем о том, о сём.



Подходят ещё ребята. Мой тёзка, оказывается зять Саныча, ага, у тебя сын Иван. Саныч всё о внуке вспоминал, домой собираясь. «Витёк»,- представляется третий. Ребята рассказывают, как прошлые выходные хорошо клевал окунь, не то, что сейчас.
- Пообловили,- поясняю.

Выхватываю хорошенького с рукавичку. Ребята удивляются моей оснастке и зимней блёсенке Русалке. Непривычно им на блёсны ловить, всё на мормышки.



Не клюёт, смещаюсь ближе к впадению речки. Рассверливаю небольшой свежий пятачок нетронутого льда. Со второй лунки приятный удар, достойный окунишка.



Второй проклёвывается



Больше не ловится, возвращаюсь к буксу. Стою у лунки, подыгрываю блесной, кто кого, как говорится.
Минут через десять поклёвка. Сопротивление хорошее, сейчас, чувствую, приличного окуня выведу.
«Ох, щучка, тебя то и ждал»,- довольный снимаю зубастую с тройничка.



Собираю уду. Хватит на сегодня, поеду в избу.



Перекусываю, передеваюсь в сухое, топлю печь. На скорую руку мастерю лоток для воды над входом. То ручьем в предбанник потекла.
Подходит вначале Павел, разговариваем, потом Юра, Михаил. Садимся за стол, пять грамм за рыбалку, настроение налаживается.
Ребята идут за дровами, Павел колет, я ж вывожу на Следопыте.

Пьём чай, ребята уходят ставить крюки на налима да пробовать ночной лов сороги. Михаил берётся за колку, я ж укладываю в поленницу. Дело спорится, до того увлекаемся, что остывает заваренный чай в кружках.



Спохватываемся, когда уж ребята вернулись. Юра в расстройстве, ветром сорвало и унесло в неизвестном направлении палатку. Успокаиваем, со светом найдём. Поймал пару плотичек, да пришлось прекратить рыбалку, на ветру не удобно.
Испили, чайковского, да всемя с дровами завершили. Поленница высится стеной небывалой, да в избе на пару дней подсыхает. Настроение отличное. Можно и на боковую
Мышки на полу проказят, в печке берёзка подсохла, вспыхнула, товарищи аппетитно посапывают, пора и мне. Пока, пока, до завтра.

Шестой

Течёт шестой день жизни на Кельд. Только что проводил ребят, Юру, Павла, Мишу. Отвёз их вещи к машине, пожали руки и уползли в могучий ельник стопари уходящих машин. Не успели встретиться, уж расстаёмся. Будто на вокзале, поезд судеб прибыл, поезд скрылся за семафором.



Как-то в тайге острее чувствуется расставание и встреча, будто родные или близкие покидают тебя. Может пока тайга не стала полностью домом вместе с сотоварищами уезжают мои мысли о мире на девятом этаже над городом, Наташеньке, Сёмке, серьёзные дела, заботы. Может. Может это натягивается и рвётся пусть на время ниточка, связывающая с цивилизацией, привычным ходом событий, насколько то проверенном, рассчитанном, безопасном. Пока не могу понять, хотя замечаю, что расставания проходят всё легче, неужели привыкаю иль в правду вживаюсь в тайгу.

На обратном пути на Марьино запорошил снег. Ветер, похоже, никогда не прекращающийся, раскачивает макушки исполинских осин. Следопыт неспешно скребется по расквашенной за два дня оттепелью тропке. Вода выступила на лёд и лишь лёгкий морозец удерживает верх снежной каши. Того и гляди, взрыхлённая гусью, сноровит шмякнуть в лицо иль на одежу. Пропыхиваю тресту. Останавливаюсь, скидываю куртку. Лучший способ ощутить жизнь - заняться любимым делом.



Осёдлываю топор. Первый коч, что выступом подпирает путик слева, с десяток молодецких ударов, повергнут в прах. Отгребаю труху чуней, засыпаю впадинку справа. Ровненько, прям асфАльт метра на полтора длиной уложил. Продвигаюсь вперёд с топориком, три коча сравнены. Чутка запарился, возвращаюсь к собачке.
Не, не могу удержаться, шмоляю удар за ударом по пню, щепы летят. Неча у тропки стоять. Давеча на тебя лихо налетел. Пару ударов со стороны, добавляю обухом. Свален. Что т увлёкся, сажусь перекурить. Снежинки влетая в лес, замедляются, зависают будто на долю мгновения и ложатся на плечи, шапку, приятно щикотят нос. Ладно, размечтался, пора к избе трогать.



Подкатил, укутал букс, в избушке тепло, печь прогорела, накалив кирпичи.
Скидываю лишнюю одежу, лезу на нары. Растянуться, полежать. В мыслях компот. Опосля встану. Сейчас расслабление. За окном наползают сумерки, крупные снежинки укутывают землю новой ненаписанной страницей жизни.
Что ж напишу о прошедшем сегодняшнем дне…
…Не получилось написать, прозанимался хозяйством да порожек в предбанник мастерил. Делаю, посмотр, нет, не нравится, косо. Подпилю, подрублю, переколочу. Понравился к половине десятого. Даже захотелось от порожка в предбанник пол продлить, то пока земляной.
Ноги в избушку занёс, они сели и сидят, шевелиться неохота, так бы на нары ухнулся и уснул. Дал себе слово компоту испить и спать валиться. При слове «компот» тело вродь вздрогнуло, три кружечки, да с булкой, да с печенюшкой, балавствооо.
Затем уговорился зубы почистить, на улу с чайником до умывальника дойти, намылить и тереть усердно руки да лицо, омытым, чистым в избу вернуться и, забравшись на овчинный тулуп, уснуть в тепле и уюте.



Вспоминаю:
… Утро воскресения никак не хотело наступать, мужики Юра, Михаил, Павел, уж встали и азартно бренчали посудой и кузовами, ели, разогретую на печи в сковородке кашу, приправленную сосисками, пили заваристый чаёк, да поглядывали в окошко. Там темным темно. В половину девятого не выдержали да побежали на Золотое. Я ж неспешно поднялся, куда спешить, рыба раньше одиннадцати не проснётся.
В окошко видать, как сойки в снегу кусочки рыбы отрыли да завтракают. Неугомонная братия, присматривают постоянно за чистотой вокруг избушки. Молодцы.



Выехал на берег, воды нагнало, ребята по озеру в разных местах ловят, по тресте выбрался на лёд, подрулил к Павлу. Микроскопические матросики, на крючки за ночь ничего не попалось, хоть в три ходил проверять. Не густо.

Что ж порулил к горлу Стрюково. Встречный северо-западный ветер стал подстихать. Начал лов с заливчика, что в аккурат у спуска тропки с Демьянового.



За мыском тишина. Лишь рваные тучи изогнутыми полосьями, как лесные ручьи, проносятся над головой к югу, да далекое солнце еле розовит облака. Цвет серого с слабо-розовым. Глаз отдыхает.



Попробовал лёд, с кулак. Нормальный. Заложил ряд лунок вдоль берега.



Снарядил блесну Русалку да занырил под лёд.
Глубина, резкий перепад с полутора метров под трестой до трёх, буквально, в нескольких шагах. Под травой молчок, поглубже кто-то еле, на излёте своих сил, шевельнул кивок. Подсекаю и не пойму толи блесну тащу, толи кто-то есть.
- Ой,- на блёсенке микроматроскин. Как он блесны то не испугался.



Запускаю, вновь легкий задев, собрат.
Где же родители?
Прошёл по лункам, новые набурил, тишина.
Вот же, водрузился на «Следопыт» да поехал за мыс, в узкое место горла Стрюкова. Лёд тёмный, страшный, жмусь к берегу. Майны, ручьевины трестой объезжаю. Глянул в промой, там ветка осиновая лежит без коры, бобёр похозяйствовал.
За мыском серия заливчиков, их проверю.



Глубина от берега от полуметра до четырёх.
Пробую.



Поклёвки появились. Окушок задорно атаковал блесну.



Затем снова, лёгкая поклёвка, подсёк, чувствую сопротивление, подвёл, сорожка да на блесну.



Случайность.



Ловлю дальше, подтычка, матроскин, за ним вновь шевеление. Ух, опять! Точно серебристая плотвичка вылетает на лёд. Никак не думал, что у сороги на столь хищные инстинкты.



Больше сорожек не было, и, пройдя по оставшимся лункам и поймав окушка, перебрался под противоположный берег.
Ребята на днях, Саша с Димой, здесь были, передали, что сижок провернулся в краю травы.



Воды же с их лунок на лёд выдавило. Осторожно подъехал, попробовал толщину, лёд нормальный. Ветер чутка поуспокоился, ледком верх сырого снега поприхватывает. Встаёшь, корочка, похрустывая, проваливается под стопой. Хоть так посуше стало.
Глубина с небольшим уклоном от берега, от полуметра под трестой до двух. Поклёвок почти нет. Так окушок одинокий провернулся. Подойдёт, шевельнёт блёсенку и оставит в покое.
Даже новую игру для ленивого окушка придумал.
Подбросишь приманку, остановишь в двух четвертях от дна и считаешь до десяти. Второй подброс до одиннадцати, и пока до двадцати не дойдёт. Получается с десяток проводок с медленным нарастанием пассивности блесны. Да, что примечательно: Окунь поклёвку выдавал на последнее или предпоследнее замирание блесны над дном (примерно двадцать секунд неподвижного расположения кивка).



Небо стало сереть.
Поеду ка до ребят в Золотое, гляну, как у них дела.



Буксировщик шустро летит в сторону дома, особа, как выскочишь на подмерзающий ледок, песня.
Увидал ребят, уж собираются потихоньку. Им сегодня в город выезжать.

У Павла приличный кулёк окушков с плотвой за два дня получился. Особо окунёк хорош.



Юра налима у речки на червяка взял. Говорит, заглотил оба крючка у донки. Упирался здорово, лунка маленькая, через силу завёл. Доволен рыбалкой.



Михаил чайком угостил.



Ладно, пока время, попробую в заливчике у выхода Золотого в Стрюково...
Подъехал к старым лункам, что в первый день по приезду ловили. Ледок почти за неделю сантиметр нарос. Коли лунку под снегом угадаешь, и бурить не надо.



Несколько подновил. В первой молчок, вторая никого, в третьей пусто. Куда ж окунёвая стая пропала. Ничего, найду. И точно на новой лунке поклёвочка, тырбыснуло. Вытащил, матроскин, мал, мала, меньше. Запускаю, вновь такой же. Они что, замену произвели
Следующая поклёвка побойчее, окунёк с ладошку на льду, за ним ещё.
Дело на лад пошло. Русалка заработала, как ей и следовало.



Эх, всегда бы такие клевали )



Вернулся к ребятам, Юра уж в избу ушёл, загрузил вещи Павла, да сказали Мише, что пора собираться, двинулись к избе.

Юра уж кашу с сосисками ладит, чаёк, отличный обед, да в тепле. Аж, разморило. Павел подремал.

Прогулялся по нашему огороду. Брусничка смак. Горсточку в рот кинешь, сладка, сочна, языком прижимаешь, сок струится. Ох, разве дома столь витамин получится. Еще горстку.



Пройду, гляну яблоньки. Стоят наши красавы, даже листочки некоторые на себе оставили. Неужто, как брусничка будут зелеными всю зиму. Посмотрим.



В три вещи на погрузку в волокуши, тут и Миша подрулил, как чувствовал. Пора.



Проводил ребят до машины.



Они до избы Саныча доехали.



Пожали руки, да помахал им в след.



Так и пролетел ещё один таёжный денёк.

Седьмой

Давно уж сижу, по клаве стучу. День так и не начинается, за окном ночь, хоть на часах уж в половине восьмого. Мыши чего-то седня разбушевались, надо за них браться, да к порядку призывать. Мож кота на постой временный пригласить.
Ещё чуток полежу, да печку подтоплю и встану.

Позавтракал кашей да чайком с бутером запил. Сегодня хотел Иван из города приехать. Лады, далеко не поеду, чтобы услышать приезд товарища по звуку движка, далеко над тайгой слышен рев буксировщика.

Снежком поприсыпало за ночь



Ладно, окинул взглядом хозяйство, поеду



Выбрался на берег Золотого. Погода весенняя, кругом разливы, слегка прикрытые свежим снегом. Небо низкое, серую вату гонит с северо-востока. Должно мороз нагнать. На небе движение активное, на земле у нас штиль. Коли б посветлее, то на весну вполне смахиват.

На лёд не поехал, решил по пляжикам с южной стороны протропить. Миновал Золотое, на Стрюково под моим берегом вода, будто стремнины реки Кельд здесь пробивается. Выбираю путик дальше. Протаявшие и ожившие ручейки форсирую в брод. Дно мелкий камушек, нам не привыкать. Добрался примерно до середки озера.



Дальше береговая черта вдается в Стрюково острым мысом, образуя с моей стороны полукруглый уютный заливчик. Понравилось.



Помню с лета, Саныч показывал, что на выходе с залива мель располагается. Тогда проплывали, щучья трава столбами со дна поднималась, и колышек над водой возвышался. Сколько не всматривался, верхушки вешки не обнаружил. Паркуюсь.

Отошел от берега, глянул, тайга какая чудесная. Не пойму, и что в ней сила така заложена. Цветов то всего два серый да синий, и глаз не отвести.



Заложил серию лунок от берега.
В первой глубина около полутора метров и это прямо у тресты. Далее резкий свал до четырех и в последней глубина почти не меняется, переходит в подводное плато.
Так и не понял, почему на озере при хорошей глубине у тресты не клюёт.

Отодвинулся на вторую лунку.
Запустил приманку, Русалку, пару взмахов, остановка, примерно через секунд пять робкий тычок.
Промазал, жаль. Вновь подыгрываю и замедляю кивок в точке атаки. Считаю, раз, два, три, кивок нехотя шевельнулся вниз. Уда взмыла к верху и, быстро перебирая руками леску, веду рыбку к лунке. Чувствую небольшая. Окунишка.

Вновь игра, слабая поклёвочка. Да рыбка явно раскисла, как и погода, подсеклась всё ж. Товарищ матроскинннН.. Затем потычка, и больше не подходит.



Перемещаюсь в третью лунку. Поклёвок нет. Получается, рыба под свалом располагается. Закладываю путик вдоль тресты к месту предположительного начала мели. Расстояние выдерживаю от тресты, примерно, как до второй лунки, где проклюнулись полосатые

Пару же лунок для пробы делаю в сторонке. Надо и другие глубины проверять.

Сразу же на первой лунке путика поклёвка. Верным путём идёте товарищ. На следующей дырке чуть в стороне пусто. Дальше следую по путику. Поклёвка, слабая, слабая. Хлыстик положил на колено, зафиксировав, кивок неподвижным стоит. Еле заметное шевеление. Промахнулся. Не повторяет. Перехожу на новую лунку, пусто, следующую, вновь шевеление. Неужели ёрш привязался.

Так двигаюсь к выходу из залива вдоль берега.



Активная хватка. Надо же, на блесну сорожка соблазнилась.



За ней вновь надоевшее шевеление. Подсеклась, тяну. Ну, блин, как микроскопический окушок, умудряется блесну схватить с себя размером. Отпускаю дорастать.

Добрался до выхода из залива, поклёвки чаще, и глубина уменьшилась. Сразу окушок две сорожки подряд провернулись.



В сторону от берега забурился, перепад не значительный. Долго играл, подумал, уж лунка пустая.
Кивок шевельнулся. Матроскин. Заново заныриваю, ого, второй покрупнее. Продолжение по возрастающей.
Это явно нарушение правил, обычно в стае окуня вначале покрупнее атакует, потом на уменьшение размер идёт. У меня наоборот. Явно рыба гуляет. На место кормёжки попал.



В тишине озера раздался ель уловимый шум мотора.
Едет, понял.
Ладно, пока лов отложу, еду к избушке.
Через Сорожий ручей рассматриваю есть кто иль показалось. Поляна пустая, мелькнуло меж деревьев, я ж уж мост перемахнул и к нам забрался. Иван выезжает мне на встречу из-за угла избы.
Что ж, с приездом.



Жму руку.



Рад прибытию товарища. У него полные волокуши вещей, чего только не привез. Даже сказки Шергина.
Помогаю разгружаться, пьём чай, делится городскими новостями, класс, интересуюсь, как дорога. Всё путем, ну и отлично.

Решаем ехать сразу на Сорожье. Там уж несколько дней жерлички стоят, не проверены.
Дорога по тропке не ах, выпавший сырой снег юзит и несколько раз скидывает буксировщик в сторону. Иван помогает, подвернуть нос, подгазую и вновь на путик выскакиваю.



Ближе к Сорожьему путик пересекло два волка. След свежий.



Через полчаса открылась белая равнина озера вся черных не приятных проталинах. Под снегом угадывается вода.
Останавливаюсь на спуске, Иван бежит проверять первую поставушку у ручья. Размотано, быстро выбирает нить. Эх, жаль полупереваренный живец.



Трогаюсь дальше, гусеница, раскидывая воду со снегом, вцепляется, не пойми, за что. Буксировщик таща трое волокуш, меня и напарника пополз по озеру. Хорошо, хоть не пешком чапать.
На следующей лунке обнаруживаем лишь остаток сломанной палка-поперечины. Кто ж это так?



Вдохновлённые первыми поклёвками стремимся в озеро. Пусто, пусто, пусто. Иногда уснувший живец, меняем, часть жерлиц перемещаем ближе к берегу, часть на серёдку озера.
Пробуем ловить в лунке прикормленной на сорогу. Иван вылавливает окунишку, у меня ни поклёвки. Немного разочарованные уже в начинающихся сумерках возвращаемся в избу.

Чистим буксы от сырого снега



Ладно, завтра обещают, подмораживать начнёт, поедем в горло Стрюкова жерлицы ставить. В среду на сам Кельд махнём. Посвятим весь день лову сига. Дальше загадывать не будем.
Вечером готовим кашу с сосисками в сковородке. Бегу до ручья за водой. Льда то нету. Скис.



Урчит на печке, слюнки быстрее мыслей бегут. Ладим дверь в веранду. Ставим раскосины, чтобы впредь не перекашивало.

Шоу дня, нюхание резаного лука. Стараюсь выгнать наваливающийся сильнее и сильнее озноб, кашель и сопливость из носа.



Уж в десятом часу отбиваемся.
Как оно завтра будет, чувствую, немного не здоровится. Ничего отлежусь за ночь. Всем пока, до вторника. Неужели понедельник пролетел.

Восьмой

Ночью нездоровилось, вставал, пил чай, топил печь, к утру заснул.
В девять Иван пробудился, за окном чуть светает. Голосом будто Баба Яга хриплю, лежи, мол, всё равно раньше одиннадцати клевать не будет. На улице подморозило. Ели в небо упираются в предрассветной тишине. Туч нет, цвет серо-голубой. Больше серого. И темные остроконечные гиганты, слегка припорошенные. Удивляюсь, сколь не выхожу из избы, поражаюсь красоте тайги и неба. И каждый раз по-разному. Вспоминается Саныч, кроме своей избы больше никуда и не ходит, хорошо ему тут, всего хватает. Интересное мироощущение. Мы куда-то стремимся, больше увидеть, посмотреть. Он же каждую поездку в тайгу видит одну и туже избушку, сосны с елями, березы с осинами, ольховник да ивнячок над сыринкой, Кельду да Марьино, и счастлив по-своему.
Сколько ж надо иметь, чтоб быть счастливым, миллион или сто, дом или страну, чем измерено счастье. Наверно, сердцем. И ничем больше и сколько б умом не пытался себя насытить, приобрести, скопить, добавить, сохранить, всё тщетно. Тропинка та в одну сторону пустоты и безысходности. Иногда задумаюсь, сколь Саныча не снимаю, всегда кадры получаются, он и не позирует никогда. Бывает, шутит, лукаво и беззаботно, будто ребенок. Лицо серьезное. Сразу и не въедешь, мол, чистая правда. Когда ж поймешь, долго потом улыбаешься простоте и тонкости мысли. Мы ж городские, нос выше, улыбочку, к свету, пожалуйста, иначе какой-то замученный, загнанный вид. Будто мы скакали куда то, и сильно устали и скакать ещё долго. И на лбу морщины от дум тяжёлых, и эти думы давят нам на плечи, потому, как постоянно опущены они. Тяжела жизнь. И копим мы на телах наших запасы на чёрный день, и носим с собой по жизни, вдруг чего. Смотрел, как Саныч суки с сосны, обрушенной ураганом рубил. Каждый удар в точку, чистый заруб получается, будто лакированный, и ниодного лишнего движения. Нарубил пару волокуш без спешки и суеты, я повёз, он же сзади пешим, не торопясь.

Пора вставать, покушали кашей да чаю испили. Я никакой. «Оставайся»,- говорит Иван. Да уж, лучше отлежаться. Забираюсь на нары, лежу, за окном бело, где-то далеко небо солнце подрозовило. Послушал себя, поеду. Съехал с нар, натягиваю одёжу.
- Ты куда?
- Мне лучше.
Выходим вместе на морозный воздух, и правда, легче.
Занимаемся Следопытами, надо отбить намёрзший снег, расшевелить ходовую, вчерашняя вода, став льдом, сковала железо.
Заводим буксы, пробуем толкнуться по очереди. Нормально сдвинулись. Всегда рекомендую после перехода погоды с оттепели на мороз и попадания в воду, прочистить подвеску.

Иван поехал, сам тоже развернулся вокруг избы и за ним. Да где уж, не догонишь.

Выехал на бугорок и понял, почему озеро Золотое зовут.



Солнце противоположный берег осветило, деревья в курже сияют, будто ожерелье белоснежной озёрной полянки. Заиграли красками, да особо жёлтыми с переливами, радостными.



И чего в такую пору в избе бока отлёживать, вечером наболеюсь, належусь. Краем по вчерашней накатанной и подмёрзшей за день колее, разогнался, аж, дух захватило.



В повороты, как на рельсах вписываюсь, кромки то колеи тоже льдом взяло. Будто на санках ледянках с горы лечу.



До вчерашних лунок мигом долетел.



Напарник уж сидит, плотвичку тягает. Не нравится, хочет окушка на живца. Да вопрос спорный, на что щука и на что налим позарится.
Сорожку, право чаще берёт, да чаще и отпускает, чувствует крючок.
Окунёк же сам колючий, и крючок воспринимается естественно. Выбирать остаётся рыбаку...



Отошёл подальше от берега. Не клюёт, вчера ж клевало на лунке.



Самое время вчерашнюю задачу завершить по поиску подводной банки. Бурюсь ещё дальше от берега и теперь закладываю линию лунок вдоль, в обе стороны от себя.
В первой глубина под четыре метра, в следующей от залива та же.
Двигаюсь в обратную сторону. Опаньки, значительно мельче. Через десять метров глубина сокращается вдвое. Есть мель. Сразу же поклёвка, и затарабанили окушки в очередь, сорожка провернулась.



Иван же пробежал по кругу, жерлички поставил, чаю из термоса заварили, пуншу чуток.



Лучше б не пробовал, состояние стало меж небом и землёй, бррр.
Смещаюсь дальше, банка заканчивается, ещё пару полосатых на противоположном склоне отмели. Ладно, на сегодня хватит, ставлю ветку в лунку, замечаю банку. Иван уж за мыс уехал, места разведывать, тож поеду до горла Стрюкова. Он собирался жерлички расставить, сегодня из меня помощник нулевой. Немного пошевелюсь, и в жар бросает. Двигаюсь степенно, осторожничаю.
На буксировщике миновал мыс, проехал Ивана.
- Как? – показывает, растопырив большой и указательный палец. Улыбнулся, махнул рукой и дальше покатил бить путик вдоль берега.



Ручьев и родников по склону много сочится, открытые, переезжаю в брод по некрупным камням. Подмечаю, надо с собой набрать на обратном пути, для бани пригодятся.

У самого горла попадаю в незамёрзшую чачу. Букс проваливается полностью, лишь нос под себя снег гребёт. Даю газу, сзади за собой канаву оставляю. Смотрю, Иван с ходу в мою канаву плюхается, грязь в стороны летит. Потом долго по слузу приходится крутиться, буксировщик и волокуши очищать.

Встали на южном берегу. Попробовал половить, да тут ветер сильный с Кёлд поддувает. Перебрался под противоположный берег, где дня два назад прекрасно поклевало. Иван с жерличками трудится, молодец.
Удалось вымучить лишь пару поклёвок на блесну.



Почувствовал по своему состоянию, что на сегодня хватит, и покатил домой. Правд, на обратном пути в двух местах, не удержался, остановился, камней нагрузил.

Собрался до дому. День над лесом догорает



Избушка встречает.



Зашёл, неспешно. Внутри теплотища. Завалился полежать, скор и Иван приехал, как раз к обеду. После обеда он стенку в террасе начал мастерить,



я ж в доме, чай приготовить, кастрюлю надраить и почаще полежать. Сейчас уж отужинали. Смотрели родившийся месяц. Он словно прорисован, до чего четко на небе выделяется. Небо разъяснило, и миллиарды звёзд наполнили наш таёжный мир. Лишь иногда спутник пробежит туда сюда, и вновь великолепная тишина ночного небосклона.

Что ж, ай да чай пить, он бесконечный, сколь не пьёшь, всё мало. Ещё скажу, по секрету, задумал вечером таблетку съесть, не знаю, чем дело кончится, мож и ну её. Так вроде аклёмываюсь. Уже.

Всем пока, пока, такой он сегодня восьмой таёжный день, совсем неказистый.

Девятый

Утро сегодня тихое и серое. Туман окутал тайгу. Ночной заморозок выгнал влагу из сырого снега, вновь вскрывшихся ручейков, разливов воды на тонком льду. Интересно сегодня сможем до Кельда пробраться, или вода под снегом затормозит наши планы. Утром завтракаем, вставали медленно. Девять, за окном ночь властвует. Сегодня последний день осени, что он принесёт. Иван мечтает поймать озёрного сижка, никогда его не ловим,



едем сразу через наше Золотое, Стрюково.



Местами проваливаем тонкий верхний ледок, всё ж в основном сносно. Буксировщик вырвется из шугового плена, да разбежится по сухому смёрзшемуся льду. Прошли гордо Стрюкова под южным берегом, страшно по серёдке то ехать.
Кельд, как всегда поражает своей бескрайностью, мглистой дымкой скрывает дальние берега. Хорошо, хоть туман подразошёлся, то бы и пробирались на ощупь. Километры мелькают, не остановишь. Лёд разный, где битый, где чистый, ровный, где уж барханчики снега наметает.
Доехали до места с красивым названием Кокшары, здесь сеть озер тонкими перемычками и ручьевиной соединена с Кельдом. От берега треста далеко в озеро вдаётся. Напротив ручьевины и расположились.

Первые лунки от тресты в глубь. Мелко, всего с полметра, закладываем вереницу, переезжаем на буксировщиках дальше и дальше, и лишь через полкилометра находим полутораметровую глубину.



Дальше становится снова мельче. Сверлимся по кругу. Канавка змейкой смещается к берегу и доходит до двух с половиной метров глубины. И снова мельчает.



Взятый эхолот не показывает ни одной рыбки. Точнее он вначале показал глубину метров десять и море рыбы на разных горизонтах, обрадовались, я ж, Ивану: «Видишь сколько рыбы!» Конечно, надо же в первой лунке у буксировщика полтора метра, и в десяти шагах десять. От же свал нашли, от же молодцы! И рыба кишмя кишит.



Потом перезагрузку включи, и стало всё окей, глубина меньше полутора и никакой рыбы. Надо же себя хоть немного вдохновлять, случайно нажимая на кнопку демонстрация.



Достал «Русалочку» и давай воду ворошить. Знаю, бывает, эхолот не покажет, рыба возьми и клюнь.
Упорно ловлю, может интуиция, может чувство безысходности, или рыбацкий опыт показывает, что по канавке рыба должна ходить.
Проиграл знакомые мелодии и увертюры исполнил. Так сижу, подброшу, остановлю в четверти над дном иль повыше, замру. И вдруг еле заметное шевеление. Слыхал от асов зимней рыбалки на блесну, что при остановке, надо твердо зафиксировать хлыстик.

Теперь понял, если бы держал за рукоятку удочку, то кивок немного бы двигался, и тонкую поклёвку мог бы пропустить, либо засомневаться в её подлинности. Может, льдинку зацепил, иль рука дрогнула. Подсечку несильную сделал, даже скорее подбросил кивком блесну сантиметров на тридцать вверх, плавно, отпустил кивок. Блесна сыграла раз, два, три, кивок затих. Знаю, что в этот момент приманка ещё продолжается двигаться, блесна вращается на леске. Медленно успокаивается. Пригашаю рыбу к игре. Поклёвочка посильнее. Плавно подыграл, замер.

Раззадорил. Атака, кивок лихо вздрагивает. Резко подсекаю. Какое же было моё удивление, когда вытянул из лунки плотвичку. Повадки то полностью окунёвые, похоже, в одной школе учились:)



За ней вторая, третья, зову товарища.



Бурится рядом. Клюет, только у него малюсенький ёршик.



Успокаиваю, не выбрасывай, вечером ушки заварим, ершей для навара.



Уходит в сторону по ряду новых лупок, чем дальше от меня, тем мельче.



У меня пару сходов, при том чувствую, хорошая рыбка придавила. Подтягиваю ко льду, сход. Редко на тройничок сход. Агрессивный удар по блесне, кивок и я аж вздрогнули от неожиданности. Не уйдёшь. Плотвичка с ладошку танцует на снежке. Порадовала.



Иван закармливает свою лунку. Клёв прекращается. Пьём чай с бутером, удивляемся рельефу дна на озере.



По прикормке, сколько не замечал на Кельдозерье, толку ноль или хуже клёв становится. И сейчас, сколько не трудился с блесной, лишь одного лёгкого прикосновения рыбы удостоился. Помню, первый раз и кормовым мотылём пробовали прикармливать, тоже не помогло.

Погода заменялась. Шаловливый ветерок потянул с северо-запада.
- Может в Щучью Лахту поедем,- предложил Иван.
- Я бы здесь половил, поискал всё ж, куда канавка ведёт, коли предлагаешь, поехали.



Завелись, порулили в Щучью Лахту, по пути у западному мысу заскочили, чтобы в затишке бензин заправить. С утра не заправлялись, просто канистру с собой взяли.



В Лахте глубины найти не можем, меньше двух и точка. Зато эхолот зафиксировал перемещение большой стаи рыбы. С двух точек её видели. Ушла, и больше не вернулась. В отличии от Кокшаров тут, поисковик, пискнет иногда, покажет одинокую рыбку иль две.

Так и ловим, эхолот попискивает, рыба не клюёт. Иван на малюську мормышку опарыш с мотылём, я на блесну. Ни у кого, ни, гугу.

Что сидеть, закладываю серию лунок в сторону озера из Лахты. Явно на глубину.



Какое же было моё удивление, когда глубина уменьшилась до метра.
Иван обследовал путик, и сказал, что в конце метров через сто есть незначительное понижение.
Ладно, лунки насверлены, сажусь на среднюю. Минут через пятнадцать. Легкое прикосновение. Разыгрываю, попадается небольшой чёрный окунёк.

Иван уходит к северному берегу Лахты. Издали зовёт, глубже. Смещаюсь к нему, да видать поздно. На глазах день заканчивается и хоть небо ещё светлеет, чувствуется приближение скорых сумерков.



Напарник возвращается к Следопытам, несёт пару чёрных окуней. На последней лунке на четырёх метрах попались. Оставляем до следующего раза неизведанную яму Щучьей Лахты, неисследованную канавку Кокшаров. Сокрушаемся, что джипиэса нет.

Буксы летят, как ветер, он отстаёт и не успевает забраться за воротник и ухи шапки. Подмерзло, теперь значительно отрываемся от берегов, срезая большие заливы. Оглянулся, Иван маленький. Приостанавливаюсь у знакомой избушки.

Поднялся на бугор, избушка, почти не изменилась. Сколько мартовских вечеров сияла зажженная нами свечка в окне.



Обошёл по кругу, всё тот же распахнутый холодильник.



Приоткрыл дверь, запах сырости и прелости, нары на тех же местах. Точно в том углу ночью заехал по носу Валере, промахнушись. Хотел по руке толкнуть, мол, не храпи так. Смеху было, оно вскочил, что, где про что? Я лежу тихо, будто сплю, то со сна чего доброго, не ожидая объяснения, сдачи даст.



На улице покосившийся таганок.



Здесь ребята меня сфоткали, как раз задремал на снежном насте на дневном солнышке. Штурман же Лёша на моём фоне обед варил. Здорово меня тогда фота приколола. Ну, надо же так подметить мои замашки:)



Подъехал Иван, поглядели, посмотрели, проволока шестёрка лежит да кусок люминевой. Хотел уж взять, нужна в избе. Внутри кто-т шепнул, оставь. Да оставлю. Кто положил, того и вещь. Особо в тайге. Был бы хозяин, спросил разрешения, «на нет и суда нет».

По собакам,



и понеслись поставушки проверять. Тольк из меня уж проверяльщик никакой, знобота навалилась, усталость. Подъехал к горлу Стрюкова, заглушил движок, присел на кузов и сижу за Иваном слежу.
Лишь глазами лупаю.
Проверил он рядок пусто, за второй взялся, уж к предпоследней продвинулся. Вдруг кричит: «Есть! Есть!» И налима здоровенного достаёт.



Завёлся и мигом к нему, откуда и силы взялись поглазеть,



да живцов подвёз.



Направились к мыску кружки смотреть. У берега размотка, смотри ка, зубастая попалась,



Да взвесили. На кило шестьсот потянула. Ровно, как и налим.



Потом маленький налимчик, чую, напарник меня совсем загонять хочет. В горле шкуркой скребёт, кашляну, будто по груди током ударит.
- Приеду таблеточку сразу засандалю, то и дело,- говорю.



Вечером подняли за Ивана. Дальше совсем слаб стал. Пал на нары да лежал на овчинной бекеше, то, прикрываясь одеялом, то скидывая. Таблетка сделала свое дело, чу полегчало, да по спине ручейки текли. Мож в рай попал



Десятый
До избушки уж затемно добрались, печку затопил и на нары грохнулся. Так уж сутки лежу, сейчас вродь отпускать начало. Да и надо, то завтра домой править. Девятый день истекает, как в тайге, заскучал по свои любимым Наташеньке и Сёмке.

Сегодня я с утра лишь урчал с нар, по этим звукам Иван понял, что на Сорожье за жерлицами ему одному править и до конца дня одному. Лишь сползал с нар чаю с лимонов выпить и обратно падал. Чувствовал себя вполне прекрасно, постоянно мысли добрые плыли, перемешиваясь со сном иль дремотой.
Проводил Ивана глазами с нар



Ишь, полетел молодец лихой


Мой Следопытушка сегодня в стойле



Приподниму голову, повернусь и вновь лежу. Впечатление, что могу так бесконечно лежать. Иногда приходится взбодриться, пару поленьев берёзовых, и чайку, обязательно чайку. Струйки по телу текут, усну, проснусь, текут. Лечусь, поди. К обеду Иван с Сорожьего приехал. Довольный.
Шепчу: «Как дела?»
Он показывает, глянь в окно, на берёзе висит.
Заинтриговал, выбрался из-под таёжных пирин, шуб да спальников понимайте.
Ого, большущий какой.
- На два кг потянул.



- Отлично, поздравляю.
- Опять с предпоследней жерлицы.
Попил чаю и на Золотое умотал, сижка у истока Кёлды половить. Интересное название Кёлда, Кедьда, Тельда. Об одной реке и по разному. Разгадает ли кто и почему?
Послышался шум с Золотого удаляющегося Следопыта, понятно не надолго усидчивости хватило, полетел оставшиеся поставушки снимать на Стрюково.
Пока в межвремени валялся на нарах, смотрю, заходит ужо. Весь довольный.


- Как?
- Налим и щучка. Налим у мыска, щучка в горле Стрюково.
- Здорово.
Потом был ужин, раз пять пили чай, я явно больше. Да и мне полегчало, похоже разобрался с напастией дело на поправку. Долго разговаривали, пока опять не захрипел. Ну, и болтун, я оказывается.
Уж восемь вечера, Иван дочитывает рассказ Бориса Шергина, тикают ходики, постреливает неспешно богатырская печка, сейчас идём пить чай, уж сговорились. Никак никто первым с нар слезать не хочет.
За окном же темнота, и так душевно всё в мире, и кто сказал, что в короткие декабрьские дни в тайге делать нечего. Мне дак очень всё нравится.
Вечер струился своим чередом, я ж похлёбывал чаёк, да менял каждые полчаса одежу, снимал с вешала высохшую, да сырую стягивал туда вещал. Ох, и классно, братцы в тайге болеть. Жаль, только один денёк по настоящему получилось. Хочешь – не хочешь, завтра собаку запрягать, да домой ехать. Хватит, нагостился. Пора и честь знать.
- Спокойной ночи. Ты ж спи, спи, мне всё равно каждый полчаса просыпаться, я за печкой присмотрю.

Всем пока, терь в эфир тока дома выйду, чтоб закончить свой рассказ об удивительной поездке длинной в одиннадцать дён.

Окончание

Последний день пролетел мигом. С утра, как и договорили, встали, покушали, прибрали вещи, затворили террасу, оставили дров для новых жильцов таежного зимовья, загрузили вещи да поехали домой.



За столь дней выпало снега, и буксировщики бежали споро. Через полчаса были уж у машины. Дорога домой была неспешна, мысли то возвращались и прощались с тайгой, то неслись и здоровались с городской жизнью.

Дома радостно встретили папу.



Пожалуй, и всё, что произошло за эти счастливые одиннадцать дней.
До встречи

классс...
Зачиталась...
(тут директор за мной проследил - точно уволит... )

Спасибо, надо ему подсунуть

...
............................................................................................. «…И мы едем, а мы едем за мечтами,
............................................................................................. За туманом и за запахом тайги…»


... Рождественская таёжная неделя (5-10 января 2012 года)


Первый день

Погода чуть хмурая, уж, третий месяц без солнышка, да мы привычные. Ветер бросает хлопья снега на лобовое стекло, снежинки стекая, превращаются в капельки дождя, напоминая о мимолётности жизни. Так летишь, летишь, шмяк и превратился в новое состояние, по-своему красивое и непередаваемо изысканное. Грация контура на стекле, и вибрирующая, скатывающаяся вниз дорожка. Снова шмяк, и дворник на стекле оставил лишь тонкую прозрачную плёночку. Куда и делись все изыски, накопленные богатства материального мира, друзья, знакомые. И вновь снег на стекло, и всё по-новой.
Не-е, поедем ка мы в тайгу, где седая вечность, бескрайний простор и звенящая чистота, где мгновение остановилось, где попадаешь в сказку, где Рождество по-настоящему Рождается.

На дороге гололёд. Машину несколько раз таскает на технологичке. Михаил опытной рукой вращает штурвал, приводит сумбмарину к повиновению. Сжавшийся в заносе непонятно от чего живот отпускает. Возвращаюсь в беззаботное, праздничное настроение. Плывем по зимней трассе, скользим, юзим, подтряхиваемся на волнах замерзших бугорков, колдобин, невидимых в серости дня хитроумных ямок-ловушек. И впереди простирается рождественская неделя, неделя таёжной светлой жизни. Не припомню, когда уж такое счастье предстояло мне. Четырёхлетний сынишка и жена, Наташенька, дополняют наш экипаж.

Сколько бы не ехалось, ни дремалось, пора выходить. Он уж виднеется на отворотке зимника УАЗка. То второй экипаж, пробиравшийся вперёд нас: Георгий, Алексей, Натали, Павел. Вся наша честная компания, кому посчастливилось выбраться из города.

Фото. Сёмка знакомится с бывшей папиной машиной. Сейчас передал её Георгию в надежные руки


Фото: 14 лет машинке. Всё как новая:)


Стали чуть вперёд на занесённой отворотке, намяли след в глубоком снегу,

Ребята укатили на Кельд. Георгий поджидает нас.



Открываем кузов. Поди сюда лапушка



Следопыт спрыгивает нам на руки



Разгрузились быстро.
Сёмка усердно помогал, лопатой неутомимо дорожку чистит.



Сформировали поезд, глядь, уже Паша летит на Следопыте. Отвёз вещи и ребят до избы Болотова. Теперь последняя ходка. Поклажа раскладывается на волокуши. Последние два раза с собой кофр берём, две волокуши, скрепленные между собой петлями, открываются книжкой. Вещи удобно распологать. Ничего не выпадает, да и привозишь сухое в целости и сохранности.

Фото. Георгий выгружает кофр


Сегодня продукты прямо в кульках с магазина положили. Готово. Пора прощаться с городской жизнью. Что-то никто не грустит. Тогда вперёд, на встречу с прекрасным сном!

Наташенька и Михаил уходят на лыжах. Мы следом. Знали бы они, что придётся им с двумя мандаринами 12 км одним идти. До конца. Крутой бизнесмен и главный бухгалтер фирмы с огромными оборотами были кинуты в тайгу на растерзание волкам. Ужас! Повезло зверятам таёжным Да, похоже, волки разбежались, познакомившись с основополагающим принципом жизни Михаила и оптимизмом Наташеньки.
И наши герои в кромешной тьме



За несколько часов достигли зимовья



И подсвечивали им фонарики-снежинки




Пролетели с песней с полкилометра. Оглядываюсь несколько раз. Довольный Сёмка улыбается. Надо же, сбылась его мечта покататься на буксировщике. Думал, слова. Какое там, бросит на ухабе, занесёт волокушу, он смеётся. Эт тебе не штампованные американские горки, где всё выверено, просчитано и известно наперёд. Где боишься и визжишь за компанию, так как это предусмотрено купленным билетом и программой экскурсии. Всё запротоколировано, и одинаково для всех и всегда. Серая, городская жевачка, подменяющая свободу, отличное угощение для тех, кто вряд ли, когда испытает мгновенья счастья и бытия лицом один на один с миром. Как классно увезти сынулю от общей психологии толпы, серых вязких мыслей безответственности и безпросветных заменителей реальной жизни.

Фото. Семён Александрович верхом на волокуше.


«Взямк»,- раздалось от букса, аж, вздрогнул. Движок крутится, букс стал. Заглушил машину, слез с волокуши, оглядел букс. Понятно, порвалась под защитой цепь. Столь поездок служила верой и правдой, тут нате Вам. Сейчас сделаем.

Подъехал Павел, за ним Георгий. Вскрываем кожух. Замка нет, вылетел. Ищем в запчастях, тоже нет. Приехали. Пашу отправляем на избу. Пусть вещи везёт, сами остаёмся с Георгием, колдовать. Каленые пальцы цепи не берёт даже напильник. Точнее они стирают зубья напильника. Пробуем выбить пару звеньев и закрепить напрямую болтом. Ничего не получается.

Георгий уезжает в избу, мы ж с Сёмкой топаем в машину. Сынуля замёрз. Держит меня за руку, чего лопочет. Ветер в лицо с колючим снегом. Сынуля спрашивает, далеко ещё идти. Да, где там разглядишь, не видать незги. Вродь за следующим бугром угадываются чёрные силуэты машин.
Пока шагаем, освещая тёмную лыжню фонариком, Сёма согревает ноги.
Завожу УАЗку, ключи у Георгия взял.

Становится теплее. Сынуля захотел пирожка с чаем. Что ж делать, оставляю его одного, посадив на разогретый капот в кабине, сам возвращаюсь к мотопоезду. Тут и Павел подоспел, рассказывает, что все наши в избе, печка натоплена, суп горячий наварен. Рад за ребят и, что всё сложилось хорошо.

Вместе с ним едем обратно к машине. Сёмка сидит один в темноте по серёдке тайги, как ни в чём не бывало. На удивление мужик в четыре годка.

Перекусили. С зимника выходит УАЗ-головастик. Как он пропёр по глубокому снегу, остаётся загадкой.
Грузимся на букс, ночь встречай.

У моего букса останавливаемся, доцепляем волокушу-кофр с провизией. Неспешно едем всё дальше и дальше в тайгу, ближе и ближе к Кельду, к тёплой избушке, друзьям-товарищам. Перед горками останавливаюсь, даю возможность Паше и Сёме размяться, согреться, да и буксу с огромным обозом легче подниматься по заметаемому путику в пригорки.



На склоне в Нырок, вижу огонёк мотособачки. Ого, это Денис, навстречу выехал. Оказалось, они уж несколько дней в избе Болотова живут, налима ловят. Узнал от Георгия про недоразумение с ижевской цепью, поспешил к нам на помощь. У него, запасная есть. Ладно, уж завтра вернемся к оставленному на зимнике буксу. Наташенька уж заждалась, да и сами подустали. Целый день на ногах.
В избу. След отдало, на подъёме в ельнике скидывает в колею, Паша помогает вырулить нос буксировщика, Денис подбегает помочь. Выбрался. Спустились к Кёльде, оборачиваюсь, сзади не видно фары Дениса. У него четырёхлетний Рекс, до сих пор в строю. Удивляюсь, как на таком-то ездил когда то.

Останавливаемся, сопровождающего букса не слыхать. Только Кёльда в ночи шумит на перекатах, да ветер путается в верхушках вековых деревьев. Постояли, подождали. Делать неча. Павел возвращается по лыжне, может нужна помощь, я везу сынулю в избу Саныча. Пусть погреется с мужиками.
Дорожка вьётся по сосновому бору, завиднелся свет в окошке. Тпрру, приехали.
Завожу Сёмку в избу. Степенный такой следует за мной. Будто взрослый. Здороваюсь с двумя рыбаками. Один папа Дениса, Дмитрий, поди, встречались ужо, второго вижу впервой. Оставляю сынулю знакомиться и пить чай.

Сам рулю на выручку товарищам. С пол километра отъехал, летят на встречу, починились. Следуем вместе в паре. Белая сказка чуть подсвечивается фарами, сливаясь дальше в переплетение причудливых теней и снега. Молодые сосенки устало опустили ветки под толстым слоем снега, много, много его выпало за пару последних дней. Похоже, зима вспомнила о своих обязанностях, наслала метелицу, поди, мол, посмотри, что там в Северных землях творится. Та и наводит порядок, старается, не покладая рук.

В избе уж чай со сгущёнкой, пар из кружек поднимается. Благодарим новых Знакомых за помощь, одеваю сынуху, да рулим к себе.

И у нас красота, супец наварен, костёр пылает, печка натоплена, дорожки от снега почищены, снежинки медленно кружатся. Леша говорит, что снега за день с четверть выпало.



Чайник пыхтит



Молодцы ребята, хозяйствуют на славу.

За приезд!


Сёма рубает пирожки и сок за обе щёки



Классно с друзьями ужин коротать. Бесконечные разговоры, шутки, смех. Постепенно все уходят в избуху спать, даже Сёмка просится спать. С ним такого ещё не бывало. Дома не угомонишь. Укладываю.

Долго ещё с Георгием сидим у костра. Рассказывает, как раньше по тайге ходил, ночевал зимой. С волками встречался, обкладывали его ночёвку у костра, да миром расходились.



Спать уклались далеко за полночь, да мне всё равно не спится.

Уж полчетвёртого на часах. Сейчас допишу, да прилягу. Завтра то дел через край иль уже сегодня.